На этот раз мы пересекли Сену по другому мосту, какому-то деревянному сооружению, скорее производившему впечатление временного.

– А почему мы не пошли по мосту Нотр-Дам?

Филипп смущенно откашлялся:

– Этот путь короче.

Ага. Значит, надушенный Батист был прав, упрекая Филиппа, что тот делает крюк специально из-за него. Но сердиться на Филиппа я не могла, в конце концов, благодаря ему я наткнулась на лавку Эсперанцы. Хотя не исключено, что, даже если бы мы пошли более короткой дорогой, я все равно нашла бы ее, и, вероятно, совсем в другом месте.

– А это что за мост? – поинтересовалась я. – Просто чтобы знать, когда буду ходить по городу одна.

– Понт-о-Шанж.

Я остолбенела. Этот простой, похожий на временное сооружение мост использовали как портал? Рассмотрев здания на другом берегу, я действительно узнала старый дворцовый комплекс с башнями или по крайней мере отдельные его части, которые видела с моста Понт-о-Шанж в своем настоящем времени. Чуть дальше вниз по реке виднелся Пон-Неф, еще один сохранившийся до наших дней мост.

– Еще четыре года назад Понт-о-Шанж был большим и роскошным, – рассказал Филипп. – В этом месте через реку шел еще и второй мост, Пон-Маршан. Всего здесь стояло четыре ряда домов. А потом случился страшный пожар, в течение нескольких часов все сгорело дотла. Мост собираются построить заново, но для этого нужно время.

Я спросила себя, не связано ли разрушение моста с находившимся здесь порталом. Когда мы шли по нему, я с любопытством озиралась вокруг, но ничего примечательного так и не обнаружила. Только на середине мне показалось, что по спине пробежал озноб, но, возможно, у меня просто разыгралось воображение.

Когда мы пришли на Рю Персе, Сесиль все еще спала. Прошло какое-то время, прежде чем нам удалось, барабаня в дверь, вытащить ее из постели, и настроение у нее было соответствующее. И все же спустя несколько минут она стала гораздо любезнее, поскольку Филипп передал ей пригоршню серебряных монет. Гастону пришлось раскошелиться, чтобы обеспечить мне на ближайшие дни надежный кров. Я ни словом не обмолвилась о том, что теперь у меня самой есть деньги, потому что у Гастона наличных, судя по всему, было предостаточно. Одни его чулки стоили, вероятно, целое состояние, поэтому я не посчитала нужным растрачивать собственные средства. По своему печальному опыту я знала, как важно, когда застрял в прошлом, иметь хоть какой-то неприкосновенный запас. В тяжелых случаях на счету был каждый цент. Или каждый денье, если считать в местной валюте.

По пути к дому Сесиль Филипп рассказал мне о ходивших здесь в обороте монетах. Двенадцать денье равнялись одному су, а двадцать су – одному ливру, причем ливр был не монетой, а лишь счетной единицей на основе массы серебра, состоящей из определенного количества денье или су. Кроме того, в обращении ходила еще золотая монета под названием экю, самая ценная, стоившая несколько десятков ливров. Сколько точно, Филипп и сам не знал, ведь у него никогда не было золота. А еще можно было расплачиваться монетами других государств, главное, чтобы они не оказались фальшивыми.

Филипп разъяснил мне и покупательную способность этих денег, ну, например, за сколько можно пообедать, сколько стоит пара обуви или аренда комнаты в месяц. С моим запасом я могла протянуть довольно долго. Мне ведь много не надо. Спать я могла у Сесиль, получая к этому, как она мне великодушно пообещала, ужин и вино для сладкого засыпания. Одежды, благодаря Эсперанце, у меня тоже было достаточно. А есть и пить я буду на рабочем месте, о котором должен договориться Гастон. Предполагалось (в этом и состояла «гениальная идея» Гастона), что я буду обслуживать посетителей в таверне «Золотой петух», куда постоянно захаживал Себастьяно со своими приятелями-мушкетерами. Там-то я и смогу опять встретиться с ним, сделав вид, будто встреча абсолютно случайная.

– Я лично знаком с хозяином, – заявил Гастон. – Классный ресторатор! Это у него готовят те вкуснейшие паштеты. Кстати, там еще и буйабес великолепный. Попробуй непременно.

Есть мне по-прежнему не хотелось, но, когда Сесиль предложила кусок вчерашнего засохшего хлеба, я не сказала «нет». За это время хлеб стал твердым, как сухарь, но желудок успокоил. Филипп принес воды из колодца и, пока я мылась и переодевалась, ушел добывать для меня матрас. Сесиль дала мне горшочек с мазью для заживления ран, чтобы обработать ссадины, и снова угнездилась на кровати, прихватив бумагу и перья. Она делала заметки к новой пьесе, придумывала для нее сюжет.

– Меня очень вдохновила комедия, о которой ты мне рассказала, – Coq au vin. Я построю на этой идее свою историю. Пьеса получится чудесная! Буду регулярно сообщать тебе, как продвигается работа.

Я бы лучше побольше узнала о ее ужасном браке с надушенным Батистом, но расспрашивать все-таки не решилась, посчитав это бестактностью. В любом случае сейчас Сесиль казалась не слишком уж несчастной, а скорее, наоборот, вполне довольной жизнью. Отчасти ее настроение, конечно, объяснялось деньгами и классными идеями для новой пьесы, но наверняка свою роль играло и вино, которым она заправлялась в больших количествах. Пусть даже она прилично разбавляла его водой, но при выпиваемых объемах это уже тянуло на хорошую утреннюю попойку.

Она наблюдала, как я надеваю свежие вещи из мешка Эсперанцы – чистое белое нижнее платье и синее верхнее, из хлопка. Ничего сногсшибательного, но все точно моего размера. Довершали образ суперудобные туфли из мягкой кожи со шнуровкой по ноге. Эсперанца положила мне еще два комплекта нижней и верхней одежды, а также вторую пару обуви, так что переодеваться было во что. Нижнее белье представляло собой что-то вроде мешковатых трусиков на тесемках и такой же мешковатой рубашечки, которую я не стала надевать из-за жары.

– Очень приличные вещи, – заключила Сесиль. Она тайком рыгнула. – И где ты их так быстро раздобыла?

– Купила в одной лавке по дороге.

– На деньги твоего кузена? Того самого, что собирается устроить тебя в таверну «Золотой петух»?

– Точно.

Филипп рассказал ей о моем кузене Гастоне и о том, что я за это время его разыскала и он поддержал меня деньгами. Сесиль без дальнейших расспросов просто припрятала переданные Филиппом деньги за постой.

– А ты когда-нибудь прежде работала подавальщицей? – поинтересовалась она.

– Нет, но надеюсь быстро научиться.

– Не сомневаюсь. Для этого большого ума не требуется. Нужно просто все делать быстро, а главное – быстро уворачиваться. Важно с самого начала показать мужчинам, что им позволено, а что нет.

– Ты о чем? – Я стояла перед зеркалом, разглядывая свое отражение. Недурно, особенно по сравнению с тем, как я выглядела сразу после пробуждения.

– Ну, например, разрешаешь ли ты себя лапать. Посетители мужского пола чаще всего именно это и проделывают, когда ты наклоняешься над столом и обе руки у тебя заняты.

Я одернула платье и подтянула шнуровку под мышками, чтобы оно лучше село.